Современные реалии Кыргызстана не могут не волновать любого, небезразличного к судьбе этого государства. На фоне вопросов, связанных с будущим республики, с неизбежностью встает вопрос из разряда социально-психологических. Отчего Кыргызстану столь катастрофически не везет в последние два десятилетия?! Или же реальность скорее всего закономерна в контексте происходящих в республике событий. В таком случае где наш инстинкт самосохранения, по логике вещей долженствующий не просто сохранить государство в круговерти перманентных катаклизмов, а предложить те точки отсчета, которые помогут в конце концов нащупать необходимую опору для долгожданного прорыва? Что должно стать толчком к его пробуждению?
Из всей системы причин, приведших к трагедии, а иначе невозможно назвать ситуацию, когда мы периодически находимся на волоске от потери государственности, я бы выделила три, которые являются стратегическими в смысле отражения взаимосвязи прошлого, настоящего и будущего в преломлении к Кыргызстану. Первой из них представляется непонимание истинной цели нашего обретшего суверенитет государства. Что мы собирались строить и продолжаем строить сейчас? Демократию, которую мы провозгласили в Конституции? Логично задать вопрос - какую? Если мы знаем что строим и с какой целью, то с необходимостью встает вопрос о том, кто должен строить эту самую демократию?! На кого ложится историческая ответственность за содеянное? Третий судьбоносный вопрос, разворачивающий еще одну немаловажную причину наших катаклизмов сводится к вопросу как?! Хотелось бы попытаться ответить на эти вопросы.
Состояние бесконечного транзита
После обретения суверенитета, Кыргызстан официально провозгласил себя светским государством, ориентированным на демократию, о чем засвидетельствовано в первой Конституции 1993 года. Соответственно Кыргызская Республика, как и все постсоветские страны, обрела статус транзитного государства. Однако этот статус является следствием использования принципов западного понимания в контексте необходимости построения либеральной демократии. В этом случае наиболее правомерным выступает вопрос – возможно ли построение либеральной демократии в суверенном Кыргызстане?
Теория транзита в первые годы суверенитета с большим азартом была подхвачена центральноазиатскими учеными (в том числе кыргызстанскими). Феномен транзитного государства как нельзя кстати пришелся и на практике, поскольку любые проблемы, неудачи, промахи как в экономике, так и в политике или социальной жизни сводили к «транзиту». С течением времени сам термин «транзит» стал спасательным кругом, используемым для объяснения всех неудач, никто не ощущал исторической ответственности за происходящее, все списывая на удобный транзит. В этом отношении, учитывая специфику текущего развития республики, можно с уверенностью сказать, что этот период может никогда не закончиться, поскольку мы пока не в состоянии прийти к продекларированной цели – статусу стабильного демократического государства.
Современная эпоха характеризуется масштабной неопределенностью, но в случае с Кыргызстаном неопределенность стала и моделью политической представленности в мировом сообществе, и образом мировоззрения основополагающей части общества, и типом поведения. В реальности перенятое нами западное истолкование демократических преобразований в Кыргызстане спотыкается о недостаточное знание специфики менталитета, являющегося основой восприятия теории и своеобразия модернизационных процессов, что в итоге приводит к глубокому изменению существа демократии. В отношении нашей страны правомерно возникновение вопросов – почему начавшиеся демократические преобразования не переходят в фазу устойчивых и тем самым не приносят закономерные плоды? Как быть Кыргызстану в этой ситуации, кто может помочь и что необходимо предпринять?
Понимание демократии в Кыргызстане
Провозгласивший суверенитет Кыргызстан не имел опыта построения демократического государства, тем не менее, эмоционально была принята ориентация на демократию. Изучая термин «демократия» [Шумпетер, 1995, 540 с.], можно согласиться с Э.Гидденсом, утверждавшим, что «провозглашенные демократические идеалы не всегда согласуются с реальностью. Тот факт, что на современном этапе приверженность к демократии так ярко демонстрируется правящими кругами, мало что говорит о действительном устройстве реальных режимов правления» [Гидденс, 2005, 632 с.]. Действительно, за два с лишним десятилетия существования Кыргызстана как суверенного государства, все бывшие и настоящие президенты с воодушевлением говорили и говорят не только о приверженности республики демократии, но и о совершенствовании последней.
А.Акаев неоднократно провозглашал, что «Кыргызстан всегда был лидером демократии и реформ в Содружестве Независимых Государств» [Акаев, 2003], вместе с тем внутренние рычаги продвижения демократии время от времени давали сбой. К.Бакиев стал инициатором так называемой «совещательной демократии», где акцент должен был быть сделан «на включение разных общественных групп в процессы выработки государственной политики и ее реализации» под эгидой Народного Курултая [Кыргызстан..., 2010]. При всем при этом и первый президент А.Акаев, и второй К.Бакиев со временем все больше склонялись к использованию авторитарных принципов управления страной, что в итоге закончилось бегством из республики и первого, и второго.
В применении к Кыргызстану есть основные признаки демократического государства (выборность, многопартийность системы и т.д.), но утверждать, что общество демократично по специфике мировоззрения, культуре общения и поведения, не приходится, некоторые универсальные принципы демократии мы внедрили, но их функционирование далеко от предполагаемого в теоретическом плане смысла, поэтому все эти «демократические штучки» имеют внешний характер и не становятся внутренней составляющей самого общества. У нас нет своего национального лица демократии [Pogosyan, 2011, p.135]. Это означает, что Кыргызстан не сумел занять индивидуальную нишу в мире, не обозначил своего «я» как стабильное государство демократической направленности. Нашему государству не хватает самодостаточности, именно поэтому некоторые политики и политиканы позволяют себе делить нашу страну, определяя сферы влияния.
Самой первой и основной ошибкой был тот факт, что провозглашение ориентации на демократию было для нас эмоциональным лозунгом, но не pациональным выбором [Lipset, 2004, p.35]. Эмоции захлестнули нас с самого начала обретения суверенитета, придав необыкновенный импульс старту в самообозначении, выборе направления развития, выборе президента – мы и не поняли, как оказались в этой самой демократии, просто повторяя первоначально непонимаемый тезис о либеральной демократии. Те же эмоции сопровождали нас и в первую тюльпановую «революцию» 2005 года, и во вторую «революцию» роз 2010 года, эти же эмоции продолжают нас переполнять и сейчас, когда в качестве решения проблемы выдвигаются протесты и митинги. Так и живем в эмоциональной демократии более двадцати лет, не имея основательной стратегии и продуманной программы развития, перебиваясь кредитами, донорской помощью и различного рода проектами. На сегодняшний день это и есть кыргызское понимание демократии, благодаря которому мы известны как перманентно «революционизируемая» страна. Соответственно ответ на вопрос о том, что мы строим, продолжает оставаться вопросом, хотя за двадцать лет пора бы уже определиться с этим.
Есть ли в Кыргызстане элита?
Второй проблемой для нас выступает вопрос о том, кто должен осуществлять исторические преобразования - это вопрос об элите (в данном случае, учитывая постановку проблемы демократии, я затрагиваю политическую элиту). В этом отношении прав был О.Тоффлер, говоря об особой ответственности элиты, долженствующей нести бремя ответственности за происходящие в обществе перемены [Тоффлер, 1998, №2-3 (5-6)]. Речь идет об исторической ответственности перед будущими поколениями. Именно элита должна провоцировать кардинальные изменения общественного и государственного развития, политической системы, социально-культурных новшеств.
Что мы имеем в этом смысле в Кыргызстане? Наша так называемая политическая элита периодически меняется с каждыми новыми выборами в Парламент (Жогорку Кенеш) и с упорной стабильностью погрязает в неудержимом конфликте интересов, детерминирующем различные векторы политической борьбы. Уровень политической культуры многих представителей «элиты» катастрофически низок, бывает смешно и одновременно грустно слушать их речи в парламенте, не содержащие ничего кроме пафосных лозунгов. Лозунги подхватывались массами только в дни «революций», когда они увлекали на победные шествия захвата власти.
Однако в повседневной послереволюционной жизни одними лозунгами, не подкрепленными ни теоретически выверенными идеями, ни практическими действиями во благо народа, увлечь народ невозможно и бессмысленно, поскольку лимит доверия к власть предержащим давно исчерпан. Уровень политической культуры элиты неоднороден, что несомненно мешает политическому урегулированию, тем самым процесс политической модернизации сложен, глубоко противоречив и главное нестабилен. Как мне представляется, нарушается один из важных моментов устойчивости политической системы, когда только идеология или ценности должны разделять группы, но не интересы, о чем говорил С.Липсет [Lipset, 2004, p.53]. В Кыргызстане все происходит ровным счетом наоборот, именно интересы лежат в основе действий элиты, следовательно о какой устойчивости демократической системы и вообще о какой демократии мы тогда говорим?
Поэтому говорить, что в Кыргызстане сформирована политическая элита, способная с высокой ответственностью представлять интересы народа и ставить их во главу угла решения проблем, пока рано. Это говорит о том, что на уровне существующей элиты необходимо формирование нового уровня отношений, исходя из приоритета идеи целостности общества и важности вывода государства из глубокого кризиса по всем направлениям развития. В чем заключается стратегическая недальновидность элиты? В том, что из возможных двух путей своего развития она выбрала путь материальной подпитки электората как оптимальный путь прихода к власти, именно поэтому такая элита недолговечна. К двадцатому году независимости мы имеем уже отлаженную систему восхождения к власти, востребованную в обществе и приносящую хорошие политические дивиденды. Тогда как второй путь – путь духовного лидерства продолжает ожидать своего часа.
Власть в Кыргызстане по большей мере безоружна – декларируя демократический характер преобразований в государстве, не иметь саму нюансированную систему действий по меньшей мере недальновидно. Мы так и не обозначили лица кыргызской демократии, кыргызского государства, это еще одно доказательство бесконечного транзита: откуда идем – понятно, куда – только продекларировано, как - никто не знает, во всяком случае реального необходимого движения пока не происходит. Значит ли это, что Кыргызстан находится в состоянии бесконечного транзита? Что является причиной и есть ли какое-либо объяснение этому? Вот уже более двадцати лет мы строим демократию импульсивно, периодами делая скачки в виде «революций», а периодами демонстрируя жесткий авторитаризм. Мы провозгласили демократию, не зная что и как, это было нормально в первые годы независимости. Однако двадцать лет не внесли существенных корректив в сам механизм движения как на государственном уровне, так и гражданском. Все это время мы порой механически, порой диалектически копировали демократию Запада, в итоге получая микс абсолютно разновекторных направлений. Отчего это происходит?!
Причины бесконечного транзита
Копирование либеральной демократии Запада на дает в контексте Кыргызстана позитивного результата в виде расцвета демократии в местных условиях, поскольку основным и неизбежным камнем преткновения является специфика нашей культуры, уникальные особенности менталитета, о которых мы не вспомнили в эпоху эйфории от получения суверенитета и не вспоминали десяток лет. Но именно это не позволяет пустить демократии корни в Центральной Азии, и в Кыргызстане как одном из государств региона. По этому поводу существуют противоположные мнения, которые имеет смысл рассмотреть для четкого понимания проблемы и проставления акцентов в противоречиях и неадаптированности демократии, иначе мы будем продолжать вестернизацию, не ведущую никуда.
Одна точка зрения касается того, что в Центральной Азии неправильно понимают демократию и не доверяют ей. К ним относится, к примеру, Йос Бунстра (глава программы Евросоюз – Центральная Азия мониторинг): «Власти (а также некоторые западные эксперты, выступающие против продвижения демократии) часто заявляют, что в силу исторического развития Центральная Азия отличается от всего остального мира и ее невозможно подстроить под западные ценности. Несомненно, в зависимости от общества правительственные механизмы могут варьироваться, но такие понятия, как свободные и честные выборы, прозрачность правительства, его подотчетность парламенту и развитое гражданское сообщество являются неотъемлемой частью любого демократического государства» [Бунстра, 2012]. Исходя из приведенного тезиса, получается, что мы просто неправильно понимаем демократию, негативно ее воспринимаем и противимся ее установлению в регионе, и в республике. Но где логика, зачем ее провозглашать и не стремиться достигать.
В русле применимости демократии для всех стран рассуждает и A.Прзеворски, предполагая, что культуру нельзя считать препятствием для демократии, людей можно просто обучить демократии. Он приходит к выводу о том, что нет культуры, абсолютно антитетичной демократии [Przeworski, 1998, p.127]. С ним можно согласиться в последнем тезисе, действительно вряд ли какая-либо культура, в том числе и кыргызская, абсолютно противоречит демократии. Вместе с тем я убеждена, что культурные различия являются серьезной преградой для безболезненного внедрения демократических ценностей, придерживаясь второй точки зрения, одним из теоретиков которой выступает С.Липсет. В этом плане программным тезисом может послужить выдержка из С.Хантингтона о том, что «под влиянием модернизации глобальная политика сейчас выстраивается по-новому, в соответствии с направлением развития культуры... поведение государств определяется культурными предпочтениями» [Хантингтон, 2003, сс.16, 185].
Дж.Гибсон также говорит о том, что успешная демократизация не может быть гарантирована лишь институциональными трансформациями (изменением конституции, законодательства, институтов политической власти и т.п.), а предполагает, и более того, делает необходимым формирование совершенно определенной системы культурных ценностей [Gibson,1998]. Неслучаен тот факт, что культура с течением исторического времени формирует систему ценностей, определяющих существо определенного народа. В контексте Центральной Азии выработалось глубоко своеобразное мировидение, и в результате - специфичная система духовных ценностей. На кыргызов изначально оказал влияние сам способ существования – номадический со своим архетипом мышления, что поспособствовало формированию действительно уникального менталитета. Естественно с переходом к оседлому образу жизни произошла первая серьезная трансформация культуры, это был внутренний кризис культуры, затронувший всю систему. Однако основные элементы архетипического, номадического сознания остались в качестве истоков своеобразия культуры и нашли свое отражение в системе предпочтений и ценностей.
В этом отношении настаивание на нашей уникальности не является паразитарностью существования, о которой говорил Йос Бунстра, это не хитрый трюк, чтобы не внедрять демократию, а скорее принципиальное невосприятие либеральных ценностей (нет необходимости подстраиваться под западные ценности), и, с другой стороны, нежелание что-либо кардинально менять в сложившейся ситуации, поскольку это очень невыгодно для многих, в особенности для представителей новоявленных политических элит. Это вирус политической меркантильности, который уже не просто попал в сознание, а образовал очень тонкую, богатую и разветвленную сеть, для уничтожения которой необходим принципиально новый подход, а главное сознание, не обремененное определенного рода клише. Скорее всего политическому истэблишменту, находящемуся у власти, это неподвластно, поскольку на протяжении более чем двадцати лет в высших эшелонах власти находятся практически одни и те же люди, воспитанные и пришедшие из прежней системы, время от времени происходит лишь элементарная перетасовка политической колоды.
В контексте всего сказанного о специфике политического сознания и системы духовно-культурных ценностей хотелось бы подчеркнуть очень значимое замечание С.Липсета о том, что культурное сопротивление затрудняет переход от одного вида социальной логики к другой [Lipset, 2004, p.183]. Это и есть вторая точка зрения на происходящее. Очень точная формулировка – «культурное сопротивление». Отчего оно происходит? Оттого, что кардинальная смена ценностных ориентаций приводит к кризису культуры всей системы в целом. Такой кризис кыргызская культура претерпела уже дважды – в период перехода от номадизма к оседлому типу жизнедеятельности, и второй – в период вхождения в состав России, а впоследствии – СССР, поскольку наряду с множеством объективных аргументов о позитиве данного шага, был и определенный негатив. Негативом советской эпохи представляется момент, когда национальная оригинальность была задвинута и из внутренне-культурного признака перешла во внешние характеристики. Национальная культура ассоциировалась исключительно с системой обычаев и обрядов. Уровень национального самосознания был низок на фоне идеологизации феномена «советский народ». В этом смысле кыргызская культура превратилась в набор внешних параметров, сохраняя свою специфику на уровне подсознания.
И соответственно третий кризис культуры совпал с переходом к государственной независимости. С одной стороны, это свобода самоопределения, дошедшая до уровня государственного самообразования, с другой – это противоречие между традиционной системой ценностей и универсальными ценностями демократической культуры. И вновь прав С.Липсет, говоря, что «если культура должна меняться с приходом демократии, значит должно быть правдой то, что определенные культуры более тесно связаны с демократическими ценностями. Как результат культура может быть препятствием для развития демократии» [Lipset, 2004, 207]. Именно поэтому возник кризис культурной идентичности. В качестве наиболее представленных в Кыргызстане направлений развития культуры выступают два: с одной стороны, всплеск национального самосознания обусловил возрождение ценностей традиционной культуры, с другой – с открытием мира произошло и чрезмерное увлечение универсальными ценностями и как следствие - вестернизация. В этой ситуации если мы хотим сфокусировать внимание на вопросе успешного установления демократии, то мы должны понимать, что бессмысленно просто настаивать на ее существовании в республике.
Более продуктивно понять и осознать что влияет на безуспешное внедрение ценностей либеральной демократии. В этом смысле настаивание на специфике культуры необходимо интерпретировать не как абсурдное объяснение невозможности установления демократии в Кыргызстане, а скорее как стратегическое направление, учитывание которого даст возможность осмысления того, что происходит не так в установлении демократических норм существования, и самое главное – почему. Это означает, что за прошедшие два десятилетия культурная составляющая только актуализировала востребованность своего исследования, с одной стороны обнаруживая свою функциональность в проведении демократических реформ, с другой - тормозящая данный процесс в силу неправильного истолкования существа своей значимости.
Возможно не имеет смысла абсолютизировать исключительно традиционные ценности для их возрождения в современности, однако знание, понимание и правильное расставление акцентов в восприятии культуры даст толчок к осознанию существа вечного транзита. Это и есть ответ на вопрос «как». Это «как» должно показать сумеем ли мы выплыть как самодостаточное государство, способное вызывать интерес не только «кыргызскими бунтами», но и своим «национальным лицом» в эпоху глобализации. Это «как» по идее должно стать опорной точкой для выстраивания отношений с внешними игроками, дабы не потеряться в пылу перекрестных интересов больших стран. В этой связи для Кыргызстана весьма функционально применение концепта «нелиберальной демократии», который уже вошел в употребление. В этом отношении «кыргызская» демократия во внешней и внутренней представленности в большей степени сопоставима с нелиберальной демократией [Zakaria, 2003], нежели либеральной, шансы которой в локальных условиях Кыргызстана бесперспективны.
Жылдыз Урманбетова, доктор философских наук, профессор Кыргызско-Турецкого университета «Манас»
Литература
- Акаев А. Следуя духу демократии... См. http://www.newsA.php?st=1054155840 добавлено 15.01.2003
- Бунстра Й. Демократия в Центральной Азии: вспашка бесплодных полей? //EUCAM Брифинг, №23, 2012.
- Гидденс Э. Социология. – М.: Едиториал, 2005, - 632 с.
- Кыргызстан: Президент раскритиковал семейственность, запретил пышные поминки и усомнился в необходимости выборов. См.:http://www.fergananews.com/news.php?id=14280 добавлено 23.03.2010
- Тоффлер О.Тоффлер Х. Создание новой цивилизации. Политика третьей волны //Центральная Азия и культура мира, 1998, №2-3 (5-6).
- Урманбетова Ж.К. Абдрасулов С.М. Истоки и тенденции развития кыргызской культуры. – Бишкек: Илим, 2009. – 212 с.
- Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. – М.: ООО «Изд-во АСТ», 2003. – 603 с.
- Шумпетер Й.А. Капитализм, Социализм и Демократия: Пер. с англ. /Предисл. и общ. ред. В.С.Автономова. – М: Экономика, 1995. – 540 с.
- Gelman V. Regime Transition, Uncertainty and the Prospects for Redemocratization //Europe-Asia Studies, 1999.Vol.51.
- Gibson S.L. Putting Up With Fellow Russians: An Analysis of Political Tolerance in the Fledgeing Russian democracy //Political Quarterly, 1998 Vol.51 #1, P.37-68.
- Lipset S.M. and Lakin J.M. The Democratic Century. –Univ. of Oklahoma Press: Norman, 2004. – 478 p.
- Pogosyan G. The Transformation Decade: more State than Society //State, Society, and Transformation /Ed. by Beth A. Mitchneck. – Washington DC, 2011. – pp.126-136.
- Przeworski A. Culture and Democracy //World Culture Report: Culture, Creativity and Markets. – Paris: UNESCO, 1998.
- Zakaria F. The Future of Freedom. Illebiral Democracy at Home and Abroad. –N.Y.- London:W.W.Norton and Company, 2003.
