Природа любой коррупции – это обычная человеческая жадность в связке с реальной или воображаемой безнаказанностью. Другое дело – механизмы коррупции, которые почему-то кажутся многим специфическими в нашем обществе. Тема коррупции зачастую обсуждается в связке с кыргызской культурой, мол, кыргызский трайбализм является главной составляющей коррупционных схем, а кыргызский менталитет виноват во всех бедах кыргызов. Поэтому мне хотелось бы задаться вопросом – а что есть собственно кыргызского в кыргызской коррупции? Может ли это быть закономерным последствием того, что большинство в государственном аппарате занимают кыргызы? Может ли вообще культура или цивилизация влиять на успешность того или иного государства?
Зачем нужны эти вопросы? Ни для кого не секрет, что наше общество не совсем здоровое и государство наше совсем не нормальное, но вот уже долгие годы нам пытаются внушить мысль о том, что во всем виноват кыргызский менталитет, трайбализм, «кыргызчылык» и т.п. Чтобы излечить какую-либо болезнь, в том числе и общественную, необходимо распознать саму болезнь и ее симптомы. И что если дело вовсе не в культуре или ментальности, а в чем-то другом? Что если мы ищем совсем не там?
Прежде всего, существует ли трайбализм в нашей стране и является ли он корнем всех проблем нашей страны. Вот определение трайбализма – форма общественно-политической племенной обособленности, выражающаяся в формировании органов государственной власти на основе родоплеменных связей. Например, в Руанде президент – тутси, а премьер-министр – из хуту. Есть ли у нас такая практика? Нет, такого у нас нет. Существуют ли у нас кланы, полностью основанные на родоплеменных связях? Нет, не существуют. Влияет ли культура и менталитет на государственную систему (на сегодняшний день - полностью заимствованная европейская модель государственности)? Весьма опосредованно – например, одинаковые для многих китайцы построили совершенно разные системы на основе европейского государства: КНР, Тайвань, Сингапур/Гонконг.
Я считаю, что сегодняшняя ситуация с нашим государством не имеет никакого отношения ни к кыргызской культуре и ментальности, ни к трайбализму, а является результатом советской системы, вернее ее разложения. Исследователям, возможно, следует признать, что кланово-патронажная система управления возникает не столько из-за постепенного распада советской системы управления, а сколько из-за ее генезиса, логики ее развития. Любая партийная система правления предусматривает назначение на те или иные посты людей близких к этой партии – вспомним формирование номенклатурно-клановых сетей в компартии при Союзе за счет рекомендаций, покровительства.
На постсоветском пространстве логика власти не изменилась. Центр контролирует нижестоящий громоздкий аппарат, созданный, в свою очередь, для управления населением и ресурсами страны. Если при Советском Союзе центр контролировал систему власти за счет распределения доступа к ресурсам, то в первые годы образования стран СНГ центр контролировал ее за счет распределения ресурсов (приватизации). Таким образом, сам метод контроля системы власти, по сути, оказывается одинаковым. Другое дело, что степень контроля над распределением ресурсов, то есть степень контроля над приватизацией, определила силу или слабость того или иного режима позднее.
На постсоветском пространстве огромный государственно-чиновничий аппарат, так называемый административный ресурс, становится не только управляющей структурой общества, но и его неотъемлемой функциональной частью, важнейшим инструментом в социально-политических процессах внутри общества, так как именно через него распределяются основные ресурсы и капиталы. Из-за этой советской централизованной системы распределения ресурсов через госаппарат, большинство постсоветского крупного бизнеса стало результатом действия того или иного лица через госаппарат. Поэтому в нем возникают группы интересов, которые пытаются распределить эти ресурсы в свою пользу, и так как государственный аппарат – это иерархическая система, в ней возникают вертикальные неформальные сети (постноменклатурные патронаты) борющиеся за распределение ресурсов в свою пользу, будь то коррупционная схема или выделение денег на постройку школы или дороги в том или ином районе. И эти схемы полностью совпадают с чиновничьей структурой.
Многие постсоветские управляющие системы используют пирамидальную структуру, с одной стороны совпадающую с административно-территориальным делением страны, а с другой стороны – с политической организацией советского государства. В режимах, подобных нашим, государство не может рассматриваться как унитарное, неделимое целое, но напротив, должно рассматриваться как круг конкурирующих деятелей, и данная конкуренция может идти и среди правящей элиты внутри государственного аппарата, и даже внутри Белого дома за большую близость к президенту.
Властная пирамида уже на втором уровне распадается на систему пирамидально построенных структур, не только конкурирующих друг с другом, но и стремящихся занять более высокое положение или обрести большую самостоятельность от центра в распределении ресурсов. Единственный понятный этому поколению наших политиков метод контроля над такой квазигосударственной структурой – это соучастие в коррупционных схемах – своровал – поделись наверх. Можно назвать такой метод как управление через соучастие (в распределении ресурсов). Конечно же, существует другой способ контроля над государственным аппаратом для людей, достигших власти через выборы – это контроль гражданского общества, но это неинтересно, скучно и невыгодно. Поэтому, если тот или иной правитель не принимает контроль гражданского общества над своим аппаратом, это может значить только одно – он выбирает контроль над госаппаратом через метод соучастия.
Так называемый административный ресурс, используемый властью для проведения политики имеет многоуровневую структуру. Подобная структура состоит у нас, например, из президентского, республиканского, областного и районного уровней, в которых осуществляются и принимаются решения, соответствующие данному уровню. Первый уровень (условно назовем его П-уровнем) соответствует современному президентскому и уровню политбюро ЦК КПСС в советское время и включает высшую господствующую элиту страны. Другое дело, что в отличие от однопартийной системы, где был предусмотрен общепринятый процесс замены и даже смены лидера, ступенчатый путь наверх; в сегодняшних авторитарных режимах система управления сильнее зависит от лидера страны, как бы физически привязана к нему, а воспроизводство элит на всех уровнях носит кланово-патронажную ориентацию.
В случае с режимом Акаева П-уровень – это так называемая семья, которая включала не только непосредственно членов семьи Акаевых, но и наиболее близких к ним людей. Республиканский уровень включал в себя деятелей общенационального масштаба, среди которых были чиновники общенациональных государственных структур, депутаты национального парламента, и даже служащие президентского аппарата, не имеющие близких отношений с П-уровнем. И так далее, вниз по цепочке. Каждый уровень борется за близость к вышестоящему уровню или за право занять его.
В однопартийной системе это вело к формированию стабильных региональных кланов и патронажных систем, объединенных, в первую очередь, логикой самой (пост)советской многоуровневой управленческой системы, начиная от района, заканчивая областями и республиками. Наиболее ярким проявлением формирования и борьбы постноменклатурных патронатов бывшей советской России становится гражданская война в Таджикистане, где соперничали кланы, сформированные на основе административно-территориального разделения республики.
Гражданская война в Таджикистане за верховную власть между областными номенклатурными патронатами
Самым эффективным способом управления такой разношерстной системой групп интересов в чиновничьем аппарате становится отметки и откаты. И если отметки идут еще с советских времен, когда на юбилеи своего покровителя несли конверты, то откаты (с которых идут отметки выше) приходят с приходом капитализма. Отметки – становятся действенным способом контроля над чиновничьим аппаратом через соучастие в коррупционных схемах. При этом необязательно в коррупционной схеме будут участвовать люди из одной неформальной сети (клана, патроната), отметка вышестоящему священна и обязательна. Она сохраняет лояльность чиновничьего аппарата высшей власти, что обеспечивает ее управляемость, а значит и дальнейшее управление через этот аппарат обществом.
Поэтому и получается, что постсоветские режимы – это не государства, а постноменклатурные патронаты, захватившие и паразитирующие на теле государства. Украл три сома, сом – начальнику на республиканском уровне, сом – начальнику на президентском уровне. Поэтому никто не может остановиться, даже если наест сто тысяч миллионов, потому что эта система не только система обогащения, но, в первую очередь, система контроля над чиновничьим аппаратом, способ сохранения власти. И эта система не может быть временной или переходной, она создана для выкачивания ресурсов в свою пользу и поэтому не может идти речь об ее перестройке, речь может идти только об уничтожении этой системы. Только внедрив такую систему Акаев смог построить вполне с виду приличный авторитарный режим, а Бакиев смог так быстро прибрать к рукам всю полноту власти, потому что просто восстановил централизацию коррупционных схем, построенных предшественником.
Последние игры с конституцией и превращение Кыргызской Республики из президентской в парламентскую на самом деле не преследовали цели демократизации общества. Они преследовали своей целью независимость патронажных групп, захвативших республиканский уровень. Поэтому никто не хотел становиться президентом, так как всем было достаточно того, что коррупционные ручьи терялись где-то на республиканском уровне, тем самым не давая усилиться президентскому. Это рай для коррупционеров, когда не надо отметок наверх, а вся ответственность все равно лежит на президентском уровне, который в этом случае не может контролировать весь аппарат через способ соучастия.
а) «президентская» и б) «парламентская» форма управления номенклатурным патронатом через отметки
Таким образом, описанные схемы подходят под постсоветские грехи номенклатуры, живущей за счет народа, а не под кыргызский менталитет и культуру. Ничего кыргызского в этих схемах нет, поэтому не стоит отвлекаться на все эти разговоры о том, что во всем виноват «кыргызчылык» - это всего лишь для отвода глаз от самой сути проблемы.
