Очевидно, что признанным авторитетом в этой области является Л.Н.Гумилев, который выдвинул оригинальную теорию пассионарного этногенеза. Однако, прежде чем, перейти к ее изложению хотелось бы отметить неординарную личность самого ученого, который будучи сыном известной советской поэтессы А.Ахматовой с детства получил ярлык сына «врага народа», провел 15 лет в сталинских лагерях и испытал на себе все «прелести» гонений официальной исторической науки тех лет.
Тем не менее, эти испытания не помешали ему стать доктором исторических и географических наук и оставить после себя яркое творческое наследие, которое ставит и отвечает на многие вопросы в области истории и этногенеза. Его основная теоретическая работа «Этногенез и биосфера Земли», увидевшая свет еще при его жизни в 1989 году, посвящена вопросам этнической истории в контексте взаимодействия народов со своей средой обитания.
Написанная живым и ясным языком, на огромном историческом материале различных стран и народов – древних цивилизаций Греции, Рима, Китая, Руси, Османской империи, тюрков и др., она дает вполне логичную картину исторических процессов и в корне отличается от «трудов» академических историков тех лет, в основе мировоззрения которых лежали незыблемые идеологемы тех лет, по которым написаны учебники и по которым до сих пор учатся школьники и студенты.
Если марксистко-ленинское обществоведение определяло историю как историю борьбы классов, то Л.Н.Гумилев показывает историю как историю борьбы этносов между собой за среду обитания, в процессе которой происходила ассимилиция народов, расцвет и упадок различных государств и империй, а выдвинутая им теория пассионарного этногенеза дает богатую пищу для размышлений и позволяет по-новому взглянуть на многие факты как всемирной истории, так и истории Кыргызстана, в том числе и новейшей.
В чем же суть его теории этногенеза? Для того, чтобы дать более менее стройный ответ на этот вопрос необходимо разобраться в таком фундаментальном понятии как «этнос».
Как пишет сам Л.Н.Гумилев об этносах известно очень много и очень мало, и проводит интересный анализ различных определений этого понятия других авторов сквозь призму таких критериев как язык, культура, религия, родоплеменные отношения, классы и др., а также на многочисленных исторических примерах показывает их соотношение, многоаспектность, ограниченность и противоречивость. При этом фундаментальным критерием этноса являются его взаимоотношения с окружающей природной средой, из чего складывается его жизнь: способ производства продуктов питания, одежда, жилище, культура, традиции, быт и т.д.
По Л.Н.Гумилеву, этнос – устойчивый, естественно сложившийся коллектив людей, противопоставляющий себя всем прочим аналогичным коллективам и отличающийся своеобразным стереотипом поведения, который закономерно меняется в историческом времени.
«Противопоставление «Мы - Они» характерно для всех эпох и стран: эллины и варвары, иудеи и необрезанные, китайцы (люди Срединного государства) и ху (варварская периферия, в т.ч. и русские), «арабы-мусульмане» во время первых халифов и «неверные»; европейцы-католики в средние века (единство, называющееся «христианским миром») и нечестивые, в том числе греки и русские, и т.д... сделанного наблюдения достаточно, чтобы констатировать сложность эффекта…, который может стать аспектом для построения этнической истории человечества, подобно тому, как построены социальная, культурная, политическая, религиозная и многие другие». Если продолжить эту мысль на сегодняшний мир, в том числе и на Кыргызстан, то можно найти очень много подтверждений и аналогий.
Весьма интересен его анализ противопоставления «мы и не – мы» на примере языка и он утверждает, что язык может служить индикатором этнической общности, но не ее причиной. В истории существовало и существует много двуязычных и триязычных этносов и, наоборот, разных этносов, говорящих на одном языке. Так, современные французы говорят на 4-х языках: французском, кельтском, баскском и провансальском, что не мешает их нынешнему этническому единству, несмотря на то что история объединения, точнее покорения Франции от Рейна до Пиренеев парижскими королями, была долгой и кровавой.
Вместе с тем, мексиканцы, перуанцы, аргентинцы говорят по-испански, но не являются испанцами. На арабском языке говорит несколько разных народов, а для многих узбеков родной язык – таджикский и т.д., от этого целостность народности не нарушалась и, таким образом делается вывод, что дело не в языке.
Пример с Османской империей весьма показателен, когда в результате политики завоевательных войн и активного смешения разных этносов формировался многоязычный суперэтнос. «Турки были этносом, но молодой солдат слушал команду по-турецки, беседовал с матерью по-польски, а с бабушкой по-итальянски, стихи читал персидские, а молитвы арабские. Но он был османом, ибо вел себя, как подобало осману, храброму и набожному воину ислама. Эту этническую целостность развалили европейские ренегаты и обучавшиеся в Париже младотюрки. В 20 веке этнос распался, люди вошли в состав других этносов. Новую Турцию подняли потомки сельджуков из глубин Малой Азии, а остатки османов доживали свой век в переулках Стамбула. Значит 600 лет османов объединяла не языковая, а религиозная (духовная – И.А.) общность». В этом примере опять-таки можно увидеть аналогии с Советским Союзом и его развалом, также как и с новейшей историей Кыргызстана.
Л.Н.Гумилев особо подчеркивает, что этносы всегда связаны с природным окружением благодаря активной хозяйственной деятельности. Последняя проявляется в двух направлениях: приспособления себя к ландшафту и ландшафта к себе. Именно в этом проявляется различие земледельческой и скотоводческой культур или моделей поведения различных этносов, которое, как указывалось выше, в конечном счете, выливается в различие ценностей, традиций, ментальности, мировоззрении, укладе жизни, психологических установок и т.д.
Весьма интересны его замечания о разности западного и восточного подходов к пониманию этногенеза и этносов. Он пишет: «Такие понятия, как «китайцы» или «индусы», эквивалентны не «французам» или «немцам», а западноевропейцам в целом, ибо являются системами этносов, но объединенными на других принципах культуры: индусов связывала система каст, а китайцев – иероглифическая письменность и гуманитарная образованность. Как только уроженец Индостана переходил в мусульманство, он переставал быть индусом, ибо для своих соотечественников он становился отщепенцем и попадал в разряд неприкасаемых. Согласно Конфуцию, китаец, живущий среди варваров, рассматривался как варвар. Зато иноземец, соблюдающий китайский этикет, котировался как китаец…
…В Европе этноним – понятие устойчивое, в Срединной Азии – более или менее текучее, в Китае – поглощающее, в Иране – исключающее. Иными словами, в Китае для того чтобы считаться китайцем, человек должен был воспринять основы китайской нравственности, образования и правил поведения; происхождение в расчет не принималось, язык тоже, так как в древности китайцы говорили на разных языках. Поэтому ясно, что Китай неминуемо расширялся, поглощая мелкие народы и племена. В Иране, наоборот, персом нужно было родиться, но, сверх того, обязательно следовало почитать Ахурамазду и ненавидеть Аримана. Без этого нельзя было стать «арийцем». Средневековые (сасанидские) персы не мыслили даже возможности кого-либо включить в свои ряды, т.к. они называли себя «благородные», а прочих к их числу не относили. В результате численность народа падала неуклонно…
…чтобы считаться хунном, надо было стать членом рода, а войти в род можно было или с помощью брака, или повелением шаньюя, тогда человек становился своим. Наследники хуннов, тюркюты, стали инкорпорировать целые племена. На базе восприятия возникли смешанные племенные союзы, например казахи, якуты и т.п…
…понятие «государство» во всех перечисленных случаях различно и в переводе незаменимо. Китайское «го» изображается иероглифом: ограда и человек с копьем. Это отнюдь не соответствует английскому «state», или французскому «etate», или даже латинскому «imperium» или «respublica».
Весьма интересна его точка зрения на неадекватность этнонимов этносам, их носящим, и он приводит много исторических примеров, когда разные этносы носили одно и тоже имя, или, наоборот, один этнос назывался по-разному. И на примере анализа этнонимов «тюрк», «татар» и «монгол» раскрывает исторические процессы, способствующие закреплению этих этнонимов в исторической науке.
Этот анализ интересен, прежде всего, тем, что проливает какой-то свет на историю распада империи Чингисхана и сопутствовавший ему процесс этногенеза многих современных народов, которые имеет отношение и к этногенезу и истории кыргызов. Поэтому воспроизведу его более подробно с попутными комментариями в отдельной статье.
Однако в рамках одной публикации невозможно дать более менее полное описание теории этногенеза Л.Н.Гумилева. Всех заинтересовавшихся отсылаю к его работам, но, подводя итог сказанному, и отвечая на вопросы-комментарии читателей к моим предыдущим очеркам по истории кыргызов, хотел бы подчеркнуть, что в свете теории этногенеза Л.Н.Гумилева более рельефно выступают многие исторические вехи и процессы, как всемирной истории, так и народов Центральной Азии и Кыргызстана. Попыткой поделиться их видением и будут посвящены следующие публикации по этой теме.
