КОД КЫРГЫЗОВ

Чолпон Джапарбековна Турдалиева, профессор антропологии АУЦА

Социальная структура кыргызского общества, в период путешествия Ч.Ч.Валиханова, характеризовалась разделением на феодально-патриархальную элиту и зависимый от нее простой народ – букара или кедей. При этом, такая структура не зависела от того, были ли кыргызы самостоятельными или временно подпадали в зависимость или даже были подвластны соседним народам, как и от того, какой тип хозяйства преобладал в отдельных местах территории Кыргызстана и их поселениях – кочевое скотоводство, оседлое земледелие, либо смешанный переходный от первого ко второму. Однако названия этих двух сословий и отдельных групп нередко подвергались изменениям, в зависимости от характера внутренних и внешних социально-экономических и политических факторов.

Так, например, среди господствующего сословия у южных кыргызов отсутствовала такая важная социальная категория как манапы, появившаяся у северных кыргызов в 40-х годах ХIХ века, о чем можно судить по первому упоминанию о манапах у Ч.Ч.Валиханова, пользовавшегося сведениями купца Исаева [44,т.1,c.38]. У южан были датхи, бии и, вероятно, беки, которые отсутствовали у северян. То же можно сказать и об отдельных группах среди бедных аильчан, зависимых от кыргызской родоплеменной знати.

Сведения Ч.Ч. Валиханова о главных сословиях кыргызского общества середины ХIХ века выделены им отдельным подразделом: «Разделение на сословия: манапы и их значение», в котором он писал: «Народ, как на сословия разделяется на две касты: владетелей (манапов) и простой (народ) - кара-бухара» [44,т.2,с.38]. (Букара-Ч.Т).

Использование термина «каста» характеризует широту знаний исследователя, в частности, о социальном строе Индии и литературе о Южной Азии, которая появлялась в то время на книжных рынках России.

Ч.Ч.Валиханов выделил два противоположных по своим социальным интересам сословия кыргызского патриархально-феодального общества. В отношении манапов он попытался проанализировать истоки происхождения этого социального слоя. Исследователь записал легенду, объясняющую происхождение слова «манап» от личного имени сарыбагышского родоначальника - Манапа, отличившегося крайней жестокостью и деспотизмом. «Первые манапы, по объяснению туземцев, явились недавно и то впервые у сарыбагышей. Бий сарыбагышей по имени Манап был первый тиран. Манапство понравилось биям других родов и теперь манап есть нарицательное имя родоначальника каждого поколения орды. При всем том, в роде бугу народ имеет больше значения, и сам Буранбай (Боронбай-Ч.Т.) говорил мне, что у них в строгом смысле нет манапов» [44,т.2,с.38]. Подобное объяснение встречается и у ряда дореволюционных авторов [168].

Ограничение власти манапа народовластью объясняется существованием у кыргызов принципа меритократии, т.е. власти, основанной на заслугах личности. У кыргызов при выдвижении вождей племени больше учитывались военные достижения сородича, чем хозяйственно-экономические или социальные качества, и выдвинутого главу называли «батыром», т.е. храбрецом. К примеру, у сарыбагышцев Шабдан и Атаке назывались батырами.

Известно, что манап, как социальный титул, возник в ХVII веке, однако широкое распространение этого института власти и правления объясняется не его возникновением от личного имени, а в связи с господствующим положением, которое заняло у племени сарыбагыш родовое подразделение «манап», некогда возглавляемое его родоначальником Манапом. Впоследствии термин «манап» стал употребляться на севере Кыргызстана по отношению практически ко всем племенным вождям и биям [7,c.169]. «Неограниченная, почти деспотическая, власть манапов есть уже последующее введение и, в некотором смысле, злоупотребление властью отца семейства, бия, как назывались манапы прежде» [44,т.2,c.38].

По мнению современных исследователей, попытка анализа Ч.Ч.Валиханова термина «манап» и института манапства является одним из первых и наиболее полных в дореволюционной тюркологии [117,c.247].

Возникновение и активное развитие системы манапского управления привели к тому, что во многих кыргызских племенах и родах манап единолично представлял не только военно-административную и хозяйственно-экономическую власть, но и сам вершил правосудие, которое ранее осуществляли – бии - общепризнанные народом третейские судьи.

В отношении роли последних (биев) в кочевом социуме имеется интересный факт из жизни Ч.Ч.Валиханова. Работая в Комиссии, изучавшей в 1863 года мнение азиатских народов о проекте судебной реформы в Российской империи, исследователь пришел к выводу о том, что номады, в основном, одобряют сохранение суда биев, но без его имперского огосударствления. «Из этого сравнения киргизского суда биев с судом мировым очевидно, - писал он, - что мировой суд, несмотря на большую разницу в частностях, в общей идее и по практической цели своей имеет много общего с судом биев у киргиз, только мировой суд изобилует большими формальностями и имеет более бюрократических атрибутов. По нашему мнению, суд биев - и [это] не удивительно, если принять во внимание аналогию высшего развития с низшим, имеет некоторые преимущества перед судом мировым, по крайней мере в отношении киргиз. Мы бы сказали абсолютное превосходство, если б не боялись, что нас могут заподозрить в преувеличении».

При этом, для критики мирового суда своего времени, которым предполагалось заменить суд биев, Ч.Ч.Валиханов использовал авторитет известных английских, французских и немецких юристов, отмечавших недостатки европейского (в основном британского) суда.

Здесь необходимо также отметить, что многие оценки и предложения, содержащиеся в написанной более 150 лет тому назад работе Ч.Ч.Валиханова «Записки о судебной реформе» являются актуальными и сегодня, т.к. в обстановке сложного и противоречивого процесса очередной модернизации в Центральной Азии и в России. Поэтому продолжают быть полностью справедливыми мудрые слова Чокана Чингисовича о том, что «вопросы о реформах требуют… большей осторожности и больших соображений, ибо от них зависит народное «быть или не быть».

Продолжая наш краткий исторический экскурс о трансформации института бийства в систему единоличной власти манапства приведем дополнительные валихановские сведения по данной теме. «Манапы, как прямые потомки древнейшего родоначальника орды, имели первоначально патриархальное право отца семейства, но постепенно, с течением времени, власть эта увеличивалась и обратилась, в конце концов, в деспотические отношения владетеля и рабов. Власть их в настоящее время в роде не ограничена: он полный господин черного народа, и может их продавать и убивать. Все тяжкие, по понятиям киргиз, преступления, как-то: убийство манапа, увоз девки, растление, третичное воровство наказываются смертной казнью. Урман (Ормон – Ч.Т.) - манап сарыбагышей имел на реке Каскелен виселицу, на которой висел вор для внушения вящего страха» [44,т.2,с.38].

Действительно, наказание манапа было жестоким и единоличным [168,c.124-125]. Но, в то же самое время, они (манапы) нередко выступали с охранительными и защитными функциями в отношении подвластных ему аильчан, и в этом отношении сарыбагышский манап Шабдан Джантаев яркий тому пример [169,c.6]. Богатство и состояние манапов пополнялось за счет многочисленного скота, налогообложения в виде добровольных пожертвований от простого народа, называемые «журтчулук» и «кошумча», широко практиковавшиеся и в период российской колонизации [169].

Существовали и другие виды и формы поборов, собираемых в пользу манапов. Так, еще дореволюционный автор Г.С.Загряжский отмечал: «В Кетмень-Тобе всем заправлял Рыскулбек Нарбутин, ныне умерший. Он пользовался в своем роде такими правами, которых я нигде не встречал. Так, например, он брал зякет (налог со скота-Ч.Т.) со всех кокандских купцов, которые приходили к нему торговать, и гарантировал им долги. С киргизов он брал за свадьбу, за похороны, за обрезание. Такое положение скопило у него огромное состояние и дало ему почти ханскую власть над народом. Жаловаться на него, нечего было и думать, потому что просителя поймают джигиты Рыскулбека и сделают то, что было приказано» [68,c.363].

Манапы нередко выступали инициаторами барымты (баранта-Ч.Т.), т.е. угона скота, который, фактически, являлся важным источником их обогащения. Так, Ч.Ч.Валиханов упоминал бия племени бугу Джанета и оставил о нем такие записи: «На реке Джетыогуз (Жети-Огуз–Ч.Т.) мы нашли наших кыдыков, прикочевавших сюда для сбора хлеба, и еще несколько аулов (аил-Ч.Т.) того же рода, принадлежащих биям Самсалы и Джанету, которые лето провели на Тянь-Шане. Последний из них был известен за батыра и пользовался большой разбойничьей славой. При жизни Боромбая (Боронбай-Ч.Т.) он был им преследуем, и скрывался между тянь-шанскими киргизами, и только после смерти этого родоначальника мог вернуться к своим родовичам» [44,т.3,с.59]. А родоправитель этого же рода манап Бурсук (вероятно Борсок-Ч.Т.), отделившись от племени бугу, совершал частые набеги на соседние роды. «Наш хозяин Бурсук не принадлежал к числу манапов, не участвовал в народных совещаниях и был очень беден. Однако же Бурсук хотел иметь родовое значение и, чтобы разбогатеть, вел баранту почти со всеми киргизскими аристократами. С этой целью он выбирал для своих аулов самые крепкие позиции, удаленные от общих кочевок» [44,т.3,с.344]. Эти наблюдения Ч.Ч.Валиханова отражают то, что распри являлись инструментом обогащения и источником родовой независимости, потому любые попытки внутриплеменной консолидации и централизации власти вокруг одного лидера у кыргызов не завершались успехом.

Анализ таблицы Ч.Ч.Валиханова о кыргызских родоподразделениях [44,т.2,с.83-87] отражает неравномерность распространения манапов и биев в том или ином племени. Так, в племени сарыбагыш большинство биев одновременно именовались манапами, а у племени бугу манапами являлись родоначальники крупных подразделений [86,с.88-89]. Но, в целом, таблица объективно отражает тот факт, что манапы в социальной иерархии кыргызского общества середины ХIХ века стояли выше, чем бии.

О другом господствующем сословии кыргызского общества - баях Ч.Ч.Валиханов не оставил никаких подробных описаний. Хотя известно, что позже и баи, несмотря на свою малочисленность, стали играть ведущую роль в жизни кыргызского общества. Среди баев выделялись определенные градации, к примеру, такие как: «март бай» – щедрый бай, «саран бай» – жадный бай, «чон бай» – большой, богатый бай, «кордолуу бай» - наследственный бай, которые, в своей совокупности, отражали развитие этого сословия и уровень материального достатка и социального положения данного сословия в обществе [142; 44,т.2,с.39-40]. Хотя некоторые исследователи отмечают появление ряда социальных титулов у кыргызского общества в XIX веке, но, согласно исследованиям Ч.Ч.Валиханова, такие титулы, в частности, как - султан или бек, у кыргызов не существовали [142; 44,т.2,с.48].

В приведённом контексте необходимо отметить, что валихановская Таблица о кыргызских родоподразделениях и социальной иерархии, прежде всего, составлялась для штаба Западносибирского генерал-губернаторства в г.Омске. Содержащийся в этом документе материал отражал тот факт, что в середине ХIХ веке социальный термин «манап» не вытеснил полностью понятия «бий», как ошибочно полагал С.М.Абрамзон [7,с.168], а только лишь усилился и утвердился в качестве феодального владетеля всего племени или его крупного подразделения. Более того, возникает новый статус – ага-манап (главный манап), который поддерживался царскими властями, в целях облегчения выполнения задачи, с помощью последних, по дальнейшей колонизации всей территории Кыргызстана.

В этой связи представляет интерес письмо из Главного Управления казахов Большой орды на имя начальника Алатавского округа казахов Большой Орды от 22 июня 1863 года, в котором отмечалось: «По представлению старшим манапом майора Качибека Ширалина и помощником к нему Сарпека Саскина, что они для надлежащего распоряжения будут высланы из Омска с выдачей им грамот по принадлежности к этим должностям (т.е. ага-манап–Ч.Т.)» [237].

Однако не все манапы, получившие этот титул от российских властей, имели сильное влияние на своих сородичей. Так, письмо Ч.Ч.Валиханова к начальнику Алатавского округа Г.А.Колпаковскому от 14 декабря 1864 года свидетельствует, что многие рода племени бугу уходили от ага-манапа Сарпека Саскина к старшему манапу Боромбаю, пользовавшимся в своем племени большим авторитетом [44,т.5,с.170].

В данном контексте нужно отметить, что к началу российской колонизации титул манап уже сам начал разнообразиться, в частности, был известен и такой, как – «чынжырлуу манап», т.е. наследственный правитель.

Относительно бесправного сословия букары или кедей, т.е. - простых скотоводов и земледельцев, Ч.Ч.Валиханов писал, что их роднит со своими родоначальниками принадлежность к общему первопредку. «Среди них нет деления на белую и черную кость, подобно тому, как у казахов и калмаков. Они (манапы-Ч.Т.) представляют резкую противоположность с киргиз-кайсацкими (казахскими) султанами, которые, по историческим воспоминаниям народа, хотя и имели первоначальные юридические права владетелей, но были всегда ограничены советом старейшин - представителей «черного» (простого) народа. Право же равенства у дикокаменных киргиз имело противоположный результат – рабство. Стало быть, и название «черных» (в смысле равных, свободных), которым так гордится Дикокаменная орда, есть только несоблюдаемая форма, предание» [44,т.2,с.39]. То есть, как справедливо отметил Ч.Ч. Валиханов, в XIX веке манапы были господствующим сословием, обладавшим всеми источниками экономического и внеэкономического принуждения и власти. Одним из таких источников являлась идеология об общем предке - «бир атанын балдары». Осознание родственных уз с господствующей бийско-манапской верхушкой являлось завуалированной формой эксплуатации простых общинников. В рамках этой традиции и идеологии существовали различные формы и виды взаимного “всепомоществования” и социальной поддержки. Так, манапы и бии предоставляли своим аильчанам часть молочного скота или овец, за это последние должны были выполнять всю домашнюю работу в их хозяйстве. Такая форма называлась «саан». Имелись и другие формы закрепощения простых скотоводов и земледельцев, подробное описание которых имеется в работах современных исследователей-этнографов и историков [7,72,117].

Выдержки из книги «Кыргызы в трудах Чокана Валиханова», Бишкек, 2015. – 175 с.

Чокан Валиханов (1835-1865 гг.) - казахский учёный, историк, этнограф.