Добавить статью
15:13, 24 февраля 2020 19149

Манасчи не может родиться в материальной, богатой среде, а куется в нематериальном пространстве, где много чистого воздуха, экологически чистого климата

Султан Турсуналиев, кандидат философских наук, заведующий отделом айтматоведения Национальной академии “Манас” и Ч.Айтматова.

Статья посвящается 125-летию великого кыргызского сказителя С.Каралаева.

Природа кыргызского сказителя

Мы считаем, что природу кыргызского сказителя, как особого явления кыргызской духовной культуры, необходимо осваивать с учетом ее онтологической, гносеологической, аксиологической, социальной, этнической, мировоззренческой ценности в контексте номадического бытия и природоцентризма. Это обусловлено тем, что несмотря на лингвистическое, литературоведческое, этнографическое осмысление основных составляющих природы кыргызского сказителя, и поныне данный мотив не исследован в идейно-философском, гносеологическом плане, как отдельный онто-аксиологический феномен. Если подойти к этой проблеме с филологических, фольклористических, этнографических аспектов изучения, то она (проблема) рассматривается только как “часть многих” эпических тем. Хотя, на наш взгляд, обладая большим бытийно-сущностным, мыслительно-чувственным, фундаментально-творческим, сказово-оригинальным своеобразием, природа кыргызского сказителя обрела свою исследовательскую “территорию”, и существует как самостоятельное явление. Игнорирование этого момента следует понимать в качестве “слабого звена” сложившейся исследовательской культуры, имеющей отношение к сказителю. Поэтому, на наш взгляд, психо-эмпирическое, философское осмысление природы кыргызского сказителя позволяет не только выяснить его фундаментально-смысловую специфику, но и расширяет грани осознания данного феномена.

Кыргызский сказитель как духовно-творческое, этно-генетическое явление

«Сказания – это вечное движение, они никогда не кончатся. Когда кто-нибудь не знает, как продолжить рассказ, его продолжает другой. И это – вечное движение мира, у которого нет границ». Это выражение сенегальского крестьянина записал в своем дневнике известный французский кинорежиссер Мишель Курно, когда тот общался с этнографом Калам-Гриелем. Живя в XXI веке, невольно задаешься вопросом: являются ли актуальными в наши дни слова того земледельца из «черного континента»?

Безусловно, сегодня человеческая мысль достигла неимоверных высот в своем цивилизационном развитии, заметно расширив свои возможности в постижении тайн мироздания. Особенно поражают наше воображение технические и естественнонаучные успехи. Гений человеческого интеллекта научился выращивать искусственные организмы и манипулировать генами, перешел в эпоху посткомпьютерных «айпадов”, затащив в обычный карман всю энциклопедию “исторической памяти”. Казалось бы, достигнут “апогей” рациональной мысли. Ведь в этих айпадах лежит весь арсенал культурных, научных и прочих достижений человечества, и для занятия творчеством нашему современнику достаточно взглянуть в этот прибор. Однако, все ли так просто? И как быть с высказыванием африканского ремесленника? Ибо он говорит о сказаниях не только как о бессмертном явлении, но и поднимает проблему об их прямых носителях, которых принято называть сказителями, передающими устный рассказ из поколения в поколение.

Мы возьмем на себя смелость утверждать, что слова, произнесенные им, напрямую касаются именно природы кыргызского сказителя, который не только сохранил свое бытие, но и стал фактом отражения чисто кыргызского духа.

Во-первых, духовно-творческий пласт. Кыргызский сказитель выступает как уникальное искусство, основными чертами которого являются врожденный талант, природный дар, отточенное мастерство, и его очень специфическое восприятие мира, которое связано с вмешательством в его сознание внешних духовных сил. Разница только в том, что есть великие манасчы-классики, как Саякбай Каралаев, Сагымбай Орозбаков и другие, а также пусть и не великие, но все же очень одаренные современные сказители, как Рыспай Исаков, Үмөт Доолотов. Насколько нам известно, кыргызский режиссер М.Убукеев, снимая Шаабая Азизова, назвал его последним манасчы. Но это ведь не значит, что он не знал других. Просто эпоха великих манасчы, увы, уходит. Внутри этого же пласта есть еще один момент. В творческом отношении, при определенном старании каждый человек может стать поэтом, писателем, эссеистом, но сказителем он стать не сможет без того арсенала, о чем мы сказали выше. И здесь сказитель по своей природе выше, чем просто творческий человек. Ибо он полностью растворяется в духовно-эмпирическом экстазе, сообщая нам миллионы поэтических строк, которые потоком льются из его уст. И это он делает без заучивания текста, что обычный человек не в состоянии осуществить даже физически. В этом плане, творчество кыргызского сказителя нематериальное, а целиком и полностью духовное явление.

Во-вторых, этно-генетический пласт. На наш взгляд, кыргызское сказительское искусство – это преимущественно искусство «вне школы», в то время как у многих народов доминирует сказительство внутри школы. Фольклорист Б.Путилов, актуализируя алтайский, бурятский, казахский, калмыцкий, югославский, туркменский и прочие особенности сказительства, определил их как проявление семейной (от сказителя-отца к сыну) и ремесленно-профессиональной (от сказителя к ученику) традиции. Однако, анализируя сказительство как искусство “вне школы”, в котором сказитель выступает в качестве избранника “божеств и духов”, Б.Путилов признает участие таинственных сил в его рождении. И здесь он уделяет большое внимание именно феномену кыргызских сказителей, главными условиями появления которых становятся не только чудесный дар и наитие (как в якутском и долганском фольклоре), но и их вещие сновидения об оживлении Манаса и его близких соратников. В наши дни косвенно эта проблема описывается в изысканиях Г.Сартбай кызы в работе “Мотив сновидения в варианте Сагымбая Орозбакова”, написанной на кыргызском языке (“"Манас" эпосундагы түш көрүү мотиви Сагымбай Орозбаковдун вариантында”). Отметим, что в статье рассматриваются актуальный на сегодняшний день мотив сновидения в основных эпизодах эпоса «Манас», которые сохраниялись веками у кыргызского народа.

Кыргызский сказитель как онтологическое, психо-эмпирическое явление

В-третьих, онто-бытийный и психо-эмпирический пласт. Как показывают наши изыскания, исконно кыргызское сказительство – трансцендентно, провиденциально, ибо манасчы связывает воедино три разные формы мироощущения – антропо-физическое, антропо-духовное и антропо-надреальное. Антропо-физическое в сказителе проявляется в чувственно-телесном восприятии эпического материала, эмоционально внутреннем ощущении ярких эпических характеров, эпатажных батальных сцен и т.д. Антропо-духовное высвечивается в невероятном творческом подъеме и получении от этого живого творческого экстаза, расстворяющего сказителя в изобразительно-воображаемом эпическом материале. Здесь у слушателя возникает ощущение, что сказитель живет исключительно в мире эпоса, почти теряя связь с реальностью. И наконец, антропо-надреальное – это то, что ощущает и видит только сам сказитель, в мироощущении которого присутствует только сам эпос, а реальности для него почти нет, как таковой. Данный момент следует охарактеризовать как трансцендентное состояние, когда сознание сказителя граничит с подсознательным, бессознательным, онто-сакральным, в которых он достигает наивысочайшего творческого потенциала активности, эмоциональной амплитуды, экспрессивного апогея. Этот факт можно понять и как природный закон самого сказителя, который знаком только ему, и как переход в другой духовный мир, неведомый другим. Поэтому сказитель допускает неосознанные формы переживания (он может непроизвольно заплакать, зарыдать и т.д.), “двери” от которых слушателю в основном не открываются, существуя в закрытом режиме. Условно этот феномен можно назвать “вещью в себе”, если применить термин И.Канта, когда “вещь” как таковая существует вне зависимости от нашего восприятия или внешнего мира.

С другой стороны, парадоксальность этих трех форм мироощущения сказителя, на наш взгляд, заключается в том, что в процессе восприятия искусства манасчы, слушатели подвергаются психологическому и нейрофизиологическому воздействию, после которых их посещает жизненная активность. Как пишет кыргызский и советский философ А.Салиев, сказительское “... мастерское исполнение эпоса достигало такого воздействия на слушателей, что у них нередко появлялись галлюцинации в процессе прослушивания”. Отсюда, живое ощущение сопричастности аудитории к рассказываемому материалу.

То есть, манасчи выполняет роль медиума, соединяющего антропо-физическое, антропо-духовное начало с необъяснимой аурой других нереальных духовных миров, рационально объяснить которых очень трудно, а порой невозможно. Хотя, на наш взгляд, такую попытку сделал выдающийся немецкий философ Ф.В.Шеллинг касательно мифических представлений. Он пишет, что они «...порождения независимого от мышления и воли процесса, ибо отличались для подпавшего ему сознания недвусмысленной и неотступной реальностью. Народы и индивиды лишь орудия процесса, который для них необъятен, которому они служат, не понимая его. Не в их власти избежать этих представлений… ибо они приходят к ним не извне, они – в них, хотя никто не осознает, как они оказались здесь, ибо они приходят из недр самого сознания, которому рисуются с необходимостью».

В современном Кыргызстане одним из сегментов данного феномена является тот факт, что определенная часть кыргызов (простые люди, неакадемические исследователи, публицисты, поэты) идентифицируют образ Манаса не с эпической, а с исторической его сущностью. В этом смысле, кыргызы напоминают исландцев, но не современных, а исторических. Советский ученый Ю.Борев как-то отмечал, что «исландский народ в сагах духовно осуществлял свои чаяния, формируя некий художественный мир, непохожий на окружающую реальность. Но удивительнее всего, что этот вымышленный мир стал действительностью. Саги сформировали духовный облик народа, и вне их ныне невозможно понять внутреннюю жизнь и национальный характер исландца». Скорее всего, это так, особенно если учесть, что исландцы – люди загадочные, и чувственно верят в существование мифической “страны троллей и эльфов”. Но невольно приходиться вопрошать об одной проблеме, которая непосредственно касается сказительского творчества. Где сегодня можно найти современных скандинавских скальдов, или греческих аэдов, рапсод, русских боян? Ведь по сути они были живыми носителями мифоэпической культуры, являясь ее “ходячими книгами”. Тут ответ один: их сегодня просто нет! Высокий трон устного сказителя там невакантен, он фактически упразднен!

А вот образ Манаса, благодаря сказителям, настолько проник в подсознание кыргызов, что они верят в его действительность, хотя точных вещественных (археологические артефакты, даты его рождения и смерти) доказательств нет. Как раз этот фактор является предметом сомнений, споров и дискуссий. Это относится как к художественным, так и к научно-гуманитарным сообществам.

Кыргызский сказитель как этно-социальное, номадическое и этно-феноменальное явление

В-четвертых, этно-социальный и географический пласт. Как это ни странно, но на наш взгляд, колыбелью кыргызского сказителя все же является натуральная, естественная бедность, ибо сам человек рождается таким, а природа, провинция и периферия – становятся его родным домом. То есть, манасчи не может родиться в материальной, богатой среде, а куется в нематериальном пространстве, где много чистого воздуха, экологически чистого климата. И здесь вплывают два аспекта.

С одной стороны, кыргызский сказитель, начиная от Саякбая Каралаева до Умөта Доолотова, то есть, “от мала до велика”, является оппозицией оазису цивилизации, обитая в кыргызских предгорьях и долинах. С другой стороны, сказители ложатся в “благодатную почву” натурального хозяйства и хозяйственно-культурных номадических ремесел (скотоводство, охота), сохраняющих связь больше с природой, историей и памятью, нежели с рынком. В этом плане, кыргызские сказители по своей природе и по своему духу в чем-то противостоят людям материальной цивилизации, как бы подтверждая слова немецкого философа, социолога и историка О.Шпенглера о том, что для человека города, материальной цивилизации главными ценностями жизни являются “деньги и власть, а не героические мифы и патриотизм”. Более того, именно девственная красота кыргызской природы, чистый воздух, прекрасный горный ландшафт, прозрачная вода кыргызских озер по сегодняшний день создают ментальную основу для воспроизводства и генеалогии сказителей. Поэтому формула Ч.Айтматова «я живу в горах, и среди гор в долинах» до сих пор является брендом многих выдающихся кыргызских сказителей.

И наконец, в-пятых, этно-феноменологический пласт. Как известно, каждый народ гордиться теми или иными своими достоинствами, сегментами духовного величия, которые определяют культурный код. Говоря иначе, здесь речь идет о том, что тот или иной народ в состоянии наиболее максимально проявить свой духовный ресурс в той сфере, где позитивно чувствует, осознает, идентифицирует себя в качестве непревзойденного “автора” того или иного творческого и духовного продукта, который имеет не только национальное, но и планетарное значение. Так вот, если взять на вооружение этот сегмент, то для кыргызов эпос “Манас” и их сказители стали таким же явлением, как классическая философия для немцев и греков, культура просвещения – для французов, искусство – для итальянцев, литература – для русских, кинематограф – для американцев, техника – для японцев, и футбол – для бразильцев. В этом и заключается национальная и общемировая ценность кыргызских сказителей и эпоса “Манас”.

Заключение

Природа кыргызского сказителя выступает как онто-гносеологическая, онто-аксиологическая, духовная проблема, которая актуализирует ее фундаментальную специфику. Отсюда исходят духовно-творческие, этно-генетические, онто-бытийные, трансцендентные, психо-эмпирические, этно-социальные, географические и этно-феноменологические особенности кыргызского сказительства как искусства. Их причиной становится то обстоятельство, что кочевой стиль жизни кыргызов был ориентирован на талантливых сказителей, которые сумели создать уникальную устную эпическую культуру с огромным количеством произведений эпического жанра.

Поэтому мы считаем, что с точки зрения сознания и ментальных аспектов, природа кыргызского устного сказителя – феноменальна, поскольку обладает антропо-духовной, антропо-трансцендентной, номадо-природной спецификой, которая не похожа ни на одну из форм его генезиса, которые имеются в мировой практике. Подтверждением данного факта является то, что кыргызский сказитель до сих пор остается живым явлением, сохраняя свое творческое воспроизводство, в то время как другими народами это качество сегодня утеряно. Отсюда, это искусство по праву является отражением чисто кыргызского духа. Нас продолжают удивлять воспроизводство сказителей, их способность воскрешать из недр истории, неподдающихся научному осмыслению. Возможно, именно здесь кроется их загадка, которая зиждется в неповторимой творческой энергетике и психо-эмпирической самобытности, театральной непревзойденности и трансцендентной ауре.

Если многие народы мира заменили свой сказовый жанр на театры, кино, философию, то кыргызы смогли его сохранить в первозданном виде благодаря субъективному таланту сказителей, а также их избранности контактировать с духом Манаса, который назидает и повелевает им сказывать эпос. Именно тут спрятан их сакральный феномен. Не имея в духовном арсенале своих Сократов и Платонов, Еврипидов и Софоклов, Гамлетов и Дон-Кихотов, кыргызы, все же стремящиеся стать современным и цивилизованным народом, парадоксально еще не раз будут удивлять мир своим сказительским даром, посланным свыше. Мы в этом убеждены.

Стилистика и грамматика авторов сохранена
Добавить статью
Комментарии будут опубликованы после проверки модератором
Для добавления комментария необходимо быть нашим подписчиком

×